Версия для печати.
Опубликовано на сайте Страна.Ru 12.04.02. 16:27
|
К середине апреля изъятие церковных ценностей охватило
уже многие губернии. Теперь оно проходило по единому плану, выработанному при
"работе над ошибками" в Шуе.
После событий 15 марта сама Шуя была объявлена
на военном положении. Вскоре в город для расследования происшедших столкновений
прибыла специальная комиссия ВЦИК. Комиссия нашла, что действия местных властей
"в общем правильные, но недостаточно энергичные". Товарищи из центра взялись
показать, как нужно действовать в таких обстоятельствах.
23 марта состоявший в комиссии командующий войсками
Московского военного округа Н.И. Муралов провел показательное изъятие ценностей
из шуйского Воскресенского собора. Для этого были вызваны сводная рота пехотного
полка, пулеметная команда, рота ЧОН, 6 конных милиционеров. Войска очистили
прилегающую к собору территорию от горожан, оцепили соборную и базарную площадь,
перекрыли все выходы на соседние улицы. Как позднее докладывал сам Муралов,
красноармейцы и командиры "не только чувствовали жажду мести, но и выражали
словесно желание "пострелять в попов и спекулянтов".
Муралов ввел в собор
взвод красноармейцев и команду слесарей, которые начали зубилами и молотками
расковывать и срубать серебро с престола. Красноармейцев, находящихся в соборе,
Муралов приказал сменять каждые полчаса, дабы преподать "наглядный урок всем
солдатам превосходства нашей силы перед силой попов и богов". Отныне этот
сценарий изъятия, предусматривавший жесткие меры и активное использование армии,
станет обязательным для всех городов и губерний.
В конце апреля в
Иваново-Вознесенске прошел судебный процесс над участниками волнений в Шуе. В
результате, как того и требовал Ленин в своем секретном письме в Политбюро, трое
священников были расстреляны. При том, что один из них, отец Иоанн
Рождественский, служивший в селе Палех в 30 верстах от Шуи, не был участником
шуйской демонстрации. Впрочем, ни применение войск, ни четкое следование
шуйскому сценарию не гарантировали от столкновений с верующими и от новых жертв.
Следующий крупный инцидент произошел в Смоленске. Ранним утром 28 марта
городской собор, а также Троицкий и Вознесенский монастыри были оцеплены
курсантами. В монастырях изъятие прошло безболезненно, но в собор комиссию по
изъятию не пустили. Группа из 15 девочек-подростков, двух женщин и пяти мужчин,
ночевавших в соборе, заперла двери изнутри. Одновременно на площади собралась
толпа в несколько тысяч человек, которая стала теснить цепи курсантов.
Подошедшее подкрепление рассеяло верующих выстрелами в воздух. Дверь в собор
взломали, и комиссия приступила к изъятию. В результате столкновения 6 человек
было ранено, одна женщина скончалась.
События в Смоленске особенно
обеспокоили Троцкого, так как действия разворачивались вблизи польской границы.
В город выехала комиссия ВЦИК, которую возглавил командующий войсками Западного
фронта М.Н. Тухачевский. Участие в комиссии "героя" Кронштадта и Тамбова
придавало ей откровенно карательный характер.
Но все это было только началом
горячего лета 22-го года. Из Орла сообщали о волнениях населения, в связи с чем
тамошние войска были переведены на военное положение. В Калуге забастовали
рабочие. Во Владимире верующие сорвали изъятие из древнего Успенского собора,
расписанного Андреем Рублевым. В селе Белоречье Тамбовской губернии крестьяне
под предводительством местного священника и, что примечательно, секретаря
волостного исполкома вступили в бой с ротой красноармейцев, которая была
вынуждена отступить. В Старорусском уезде Новгородской губернии изъятие было
приостановлено из-за волнений населения.
Н.А. Кривова, автор монографии об
изъятии церковных ценностей пишет: "Повсеместно одним из требований верующих
была замена священных предметов хлебом, продовольствием, а также просьба
выкупать церковное имущество или обменивать на соответствующее количество
денег... Однако ни одна подобная просьба не была удовлетворена", поскольку это
не входило в партийный сценарий проведения кампании. Маховик изъятия
раскручивался неумолимо. Приближалась очередь столиц.
Во многих губерниях
епископы прекрасно понимали, что справедливое возмущение верующих будет
использовано властями против самих верующих и их пастырей. Поэтому епископы
пытались предотвратить столкновения и договориться с комиссиями по изъятию.
Отнестись к происходящему с христианским терпением призвали паству своих епархий
митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий), псковский епископ Геннадий
(Туберозов), предстоятели Суздальской, Витебской, Задонской епархий, духовенство
Марийской области.
С воззванием воздержаться от насильственного сопротивления
и попытаться заменить святыни золотом и серебром к верующим обратился митрополит
Владимирский Сергий (Страгородский). Он не понаслышке знал, чем заканчиваются
открытые столкновения - многострадальная Шуя находилась в его епархии. Но дальше
всех в этом отношении пошел митрополит Петроградский Вениамин (Казанский),
популярнейший пастырь и проповедник.
Еще 5 марта он направил в Петроградскую
губернскую комиссию Помгол заявление, в котором вновь подтвердил готовность
Церкви жертвовать на дело помощи голодающим "все свое церковное достояние,
вплоть до священных сосудов". При этом митрополит Вениамин просил о соблюдении
трех условий. "Церковь, - писал архипастырь, - должна иметь уверенность: 1) что
все другие средства и способы помощи голодающим исчерпаны; 2) что пожертвованные
святыни будут употреблены исключительно на помощь голодающим и, 3) что на
пожертвование их будет дано благословение и разрешение Высшей Церковной
Власти".
Если бы власть гарантировала соблюдение этих условий, верующие стали
бы жертвовать и богослужебные сосуды, которые, писал митрополит, "согласно
святоотеческим указаниям и примерам древних архипастырей, будут обращены, при
моем непосредственном участии, в слитки. Только в виде последних они могут быть
переданы в качестве жертвы, а не в форме сосудов, прикасаться к которым, по
церковным правилам, не имеет права ни одна несвященная рука".
В то же время
митрополит Вениамин решительно отверг "принудительное отобрание церковных
ценностей как акт кощунственно-святотатственный, за участие в котором, по
канонам, мирянин подлежит отлучению от церкви, а священнослужитель извержению из
сана".
Петроградские власти "приняли к сведению" заявление архипастыря, но не
сделали никаких шагов навстречу ему. И уже 15 марта огромная толпа собралась у
Казанского собора, а 16 марта представители власти не смогли пройти в церковь
Спаса на Сенной. Обстановка накалялась и грозила многими жертвами.
Митрополит
Вениамин упорно пытался урегулировать вопрос об изъятии с наименьшими для Церкви
потерями. 5 апреля между представителями митрополита и Петроградской комиссией
Помгола состоялись переговоры, в результате которых была достигнута
договоренность о разрешении верующим наблюдать за ходом изъятия, об их участии в
учете и упаковке ценностей, о необходимости "установить гласную отчетность о
движении ценностей".
Важным итогом встречи был пункт, разрешавший оставлять
в церквях необходимый комплект богослужебных сосудов и оговаривавший возможность
замены хранилищ мощей и чтимых икон (особо чтимые были специально перечислены)
драгоценными металлами в 7-дневный срок.
10 апреля в своем предпасхальном
послании митрополит Вениамин обратился к верующим Петрограда. К тому времени
события в Шуе, Смоленске, Москве не оставляли никаких сомнений в непреклонности
намерений властей. И митрополит Вениамин смягчает свои первоначальные
требования, расширяя, как пишет Н.А. Кривова, "границы допустимого компромисса
ради предотвращения неизбежных столкновений".
Послание архипастыря проникнуто
духом миролюбия и стремлением надежнее оградить от потрясений вверенный ему
город. Митрополит настойчиво призывает "пастырей и паству отнестись
по-христиански к происходящему в наших храмах изъятию". Он особо подчеркивает,
что "со стороны верующих совершенно недопустимо проявление насилия в той или
другой форме. Ни в храме, ни около него неуместны резкие выражения, раздражения,
злобные выкрики против отдельных лиц или национальностей... так как все это
оскорбляет святость храма и порочит церковных людей".
Заключительные слова
воззвания особенно ярко показывают, чего боялся митрополит Вениамин. "Сохраните
доброе христианское настроение в переживаемом нами тяжелом испытании, - писал
он. - Не давайте никакого повода к тому, чтобы капля какая-нибудь, чьей бы то ни
было человеческой крови была пролита около храма, где приносится Бескровная
Жертва".
Благодаря усилиям митрополита Вениамина изъятие в Петрограде
проходило спокойнее, чем в других губерниях. Однако власти не собирались в
точности следовать достигнутым договоренностям. Более или менее последовательно
соблюдался лишь пункт о возможной замене изымаемых святынь менее ценными
драгоценными предметами. Верующие Петрограда активно пользовались этим правом, и
это было большим успехом архипастыря: в других епархиях иерархи и верующие могли
об этом только мечтать.
Настоящие сражения развернулись между комиссиями по
изъятию и представителями музеев из-за Казанского и Исаакиевского соборов. В
Казанском спор шел о знаменитом иконостасе, сделанном из серебра,
пожертвованного казаками атамана Платова после заграничного похода 1813 года.
Эксперты настаивали на сохранении целостности этого произведения искусства, но
их мнение и протесты питерских академиков и профессоров мало значили для
партийных стратегов. Казанский иконостас был разобран.
Тем временем стало
ясно, что изъятие в Петрограде не дает повода для громкого процесса над
"контрреволюционным духовенством", как это планировал Ленин. Оказалось, что
митрополиту Вениамину почти удалось вывести из-под удара свою епархию. Москва не
скрывала своего раздражения и в резкой форме дезавуировала действия местных
советских и чекистских властей, согласившихся на компромисс с митрополитом ради
мирного проведения изъятия.
Весна 22-го года отчетливо показала подлинные
цели кампании по изъятию церковных ценностей: не сбор средств для голодающих, а
провоцирование массового недовольства, в разжигании которого можно было бы
обвинить духовенство; раскол Церкви и уничтожение авторитетных и любимых народом
пастырей.
Высокая степень компромисса, на который отважился митрополит
Вениамин. То, как далеко и настойчиво он шел по пути предотвращения
кровопролития, определили его трагическую судьбу. Двумя месяцами позже он станет
главным обвиняемым на Петроградском процессе и единственным представителем
высшего духовенства Русской Православной Церкви, в отношении которого
расстрельный приговор будет приведен в исполнение. Письма митрополита в
губернскую комиссию Помгол станут одним из пунктов обвинения его в
контрреволюционности.